«Наш хрусталик похож на фрукт»

– Борис Эдуардович, говорят, что после публикаций в прессе о создании мультифокального хрусталика вас буквально завалили просьбами об имплантациях таких протезов?

– Да, это совершенно верно.

– Скажите, а на каком уровне сейчас в центре в частности и в России вообще находится состояние дел с созданием искусственных хрусталиков?

– История искусственных хрусталиков, или, как мы их называем, интраокулярных линз, имеет большую предысторию и начинается с 1949 года, когда была проведена первая удачная имплантация линзы английским доктором Гаральдом Ригли. Он заметил, что когда осколки плексигласового фонаря-колпака кабины истребителей попадали в глаз военных летчиков, они оказывались абсолютно инертными, не вызывая реакции отторжения. Так благодаря случаю ему пришла в голову мысль о том, что плексиглас может стать материалом для искусственного хрусталика.

Сейчас концепция несколько изменилась. Плексиглас – материал довольно жесткий, такой хрусталик не является гибким. Мы стараемся минимизировать травму во время операции путем уменьшения разреза. Сейчас операция проводится через микропрокол, и нам необходимы гибкие хрусталики, которые вводятся через этот микропрокол в свернутом состоянии, а потом разворачиваются.

Искусственные хрусталики на сегодняшний день практически все такие. Глазные хирурги на данный момент перешли от малых разрезов к микроразрезам. Мы перешли от 10-12 мм до 2-3 мм и теперь пытаемся уменьшить размер надреза до уровня меньше миллиметра – около 0,7 мм. Это вносит определенные нюансы в саму технику операции и меняет требования к хрусталику. Хрусталики становятся все более тонкими и способны проходить в такие микроотверстия.

Но это предыстория. Что же касается хрусталиков, о которых мы начинали говорить, то это уже касается второй задачи хирургов. Первая, как вы уже поняли, – минимизировать травму при операции. Вторая же – максимально полно восстановить те естественные зрительные функции, которые есть у здорового человека. А что именно есть? У натурального хрусталика есть способность к аккомодации – возможность изменять форму при переводе взгляда издалека на близкие предметы, фокусируясь на разное расстояние. С возрастом эта возможность постепенно утрачивается, и соответственно, когда мы вставляем искусственный хрусталик, он имеет определенную и неизменную форму, потому возникает аналогичная ситуация. Как правило, человек с искусственным хрусталиком может нормально видеть вдали, а вот для чтения, например, ему уже нужны очки.

Ну а сейчас мы стараемся больше уделять внимания качеству жизни.

Человек хочет жить долго и хорошо. А жить хорошо – это в том числе не зависеть от каких-то вещей, в том числе и от очков.

Поэтому перед учеными стоит задача создания хрусталиков с оптимизированными оптическими характеристиками. Эти характеристики – свойство мультифокальности, то есть способности преломлять в нужное место лучи, которые идут и от дальних предметов, и от ближних. Мультифокальность в нашем естественном хрусталике достигается за счет изменения его формы под действием особых глазных связок.

– За счёт чего?

– В искусственных хрусталиках мультифокальность достигается разными способами. Один из современных способов – это линзы Френеля, или так называемые дифракционные линзы, которые позволяют получить несколько фокусов на сетчатке – и от ближних, и от дальних предметов. Искусственный хрусталик пока не может менять форму, но работы ведутся и в этом направлении.

Наш хрусталик похож на фрукт – есть оболочка (капсула) хрусталика и содержимое белкового характера.

Предпринимаются попытки, оставив «кожицу», наполнить ее новым полимером, который бы позволял этой гибридной композиции менять свою форму, так же, как и естественному хрусталику, при переводе взгляда. Но тут есть много проблем, которые пока не решены, и дело тут не за офтальмологами, а за химиками. Дело в том, что полимер должен переходить из жидкого в стекловидное состояние, а этот процесс полимеризации обычно проходит либо под действием катализаторов, либо под действием температуры и сопровождается образованием продуктов распада, которые для живых тканей совсем небезразличны. Так что проблема поиска оптимального материала, который легко переходил бы из одного состояния в другое, весьма актуальна. Пока окончательного решения не получено.

– А какие реальные задачи ставите сейчас перед собой?

– Во-первых, это восстановление аккомодационной функции, мультифокальность, о которой я говорил. Во-вторых, это улучшение качества изображения, даваемого хрусталиком. Та же самая задача, которую ставят перед собой разработчики фото и телеоптики.

Мы достигаем его за счет построения асферическими характеристиками, устраняя сферические аберрации. Это мы начали делать около года назад. Сейчас есть возможность уже индивидуального подбора хрусталиков с учетом рода занятий пациента. Если это, скажем, человек умственного труда, то ему лучше выбрать мультифокальный хрусталик. А если это, скажем, охотник, водитель, то ему важнее высокое качество зрения, особенно при нестандартных условиях освещения, ему важнее асферические линзы. Впервые мы начали применять индивидуальный подход к пациенту.

– Так что реально может получить у вас пациент прямо сейчас, если придётся исправлять зрение буквально завтра?

– Все то, что я говорил. И мультифокальные хрусталики, и асферические. При этом у нас есть и отечественные разработки, которые пока в мире никто не повторил. Я говорил о проблемах с полимерами – наши специалисты создали хрусталики, полимеризующиеся под действием ультрафиолета подобно фотоотверждаемой пломбе. С этой новой технологией мы можем повторять естественное строение хрусталика. Мы пытаемся повторить естественные механизмы аккомодации.

– Чем еще занимается центр?

– Ну, если мы говорим о катаракте, то помимо проблемы интраокулярной коррекции мы работаем над совершенствованием методов удаления, экстракции катаракты. Для этого используется и ультразвуковое оборудование, и лазерные установки.

Развиваем мы и гидромониторную хирургию – когда мертвый хрусталик разделяется при помощи струи воды. Все наши технологии всё же направлены на хирургию глаза, что следует из названия центра. Почему мы говорим о хирургии катаракты? Потому что катаракта составляет приблизительно половину обращений. Если мы говорим о России, то это миллионы операций.

– А как обстоит дело с работой по замене других элементов глаза, например сетчатки? Насколько известно, работы по ним отстают от работ по хрусталику.

– Отстают. Есть заболевания той же сетчатки, есть у нас технологии, связанные и с ней. Но здесь существует две проблемы.

Во-первых, есть отслойка сетчатки. Когда в сетчатке возникает дырка, в нее просачивается внутриглазная жидкость, и сетчатка отслаивается от своего места. При этом возникает нарушение питания сетчатки, и часть нервных элементов погибает. Поэтому здесь наша задача – восстановить анатомическое соотношение и вернуть сетчатку на место. И чем раньше мы это сделаем, тем меньше элементов погибнет, тем выше останется зрение. И в этом отношении у нас произошел огромный прогресс. Появились современные методики удаления стекловидного тела, лазерной коррекции сетчатки, введении различных заменителей стекловидного тела, полимеров, которые придавливают сетчатку и не дают ей отойти от своего места, тут много всего.

Но проблема в том, что если отслоение не остановить вовремя, то своя сетчатка не работает, нужна какая-то искусственная.

Матрицы, конечно, есть. Но проблема в том, что мы, конечно, можем принять световой сигнал от хрусталика. А вот как его передать в мозг, мы пока не знаем.

– Скажите, с какими проблемами люди приходят к вам?

– Я уже говорил, что чуть меньше половины больных – это катаракта. Может быть, 45%. Процентов 30 – это пациенты с рефракционными проблемами: близорукость, дальнозоркость. Около 10% – это глаукома, остальные – сетчатка, воспалительные заболевания, заболевания слезных органов и так далее. Но, повторюсь, мы – хирургическая организация, так что наша статистика будет отличаться от поликлинической. Там 80–90% пациентов терапевтического свойства.

– Что бы вы посоветовали людям, которые постоянно работают в офисе, у компьютеров, чтобы сохранить свое зрение?

– Ну, вы знаете, есть такой компьютерный синдром. Он заключается в том, что у человека, работающего за компьютером, снижается частота мигания и возникает сухость глаза. Передняя поверхность глаза не увлажняется в достаточной степени. И, следовательно, это дает нам чувство засоренности глаза, ощущение песка. Есть препараты, которые помогают в этом, но по их поводу следует посоветоваться с врачом.

– И последний вопрос. 1 июня вы проводили благотворительную акцию, бесплатно оперировали детей. Расскажите об этом.

– Мы часто проводим такие акции, можно сказать – регулярно. А вообще, мы постоянно работаем с детьми, у нас есть детское отделение. Вообще, у нас начинается горячая пора, ведь дети к нам гораздо чаще приходят на каникулах.