Динозавры и история жизни на Земле

Статистика




Яндекс.Метрика




Перельман доказал существование Гриши

Во вторник в Париже в Океанографическом институте в рамках конференции Математического института Клэя должно было состояться вручение первой из семи премий за решение «задач тысячелетия» (Millenium Prize Problems). Именинником, как всем хорошо известно, должен был стать российский математик Григорий Перельман, доказавший гипотезу Пуанкаре. Однако на трехдневной конференции Перельмана ожидаемо никому увидеть не удалось. Миллион остался «в режиме ожидания», как и одна из символических статуэток. Вторая досталась внуку Анри Пуанкаре Франсуа.

«Задачи тысячелетия» представляют собой семь математических проблем, охарактеризованных как «важные классические задачи, решение которых не найдено в течение многих лет», – за решение каждой из этих проблем в 2000 году был назначен миллионный приз. Институт Клэя отмечает, что приз был создан, чтобы выделить несколько наиболее сложных проблем, с которым борются математики на пороге третьего тысячелетия. Кроме того, создание премии должно рассеять заблуждение широкой публики, что в математике все уже сделано и она во многом является «мертвой» наукой. На деле горизонты математики до сих пор открыты, в ней еще много нерешенных «классических» проблем. Получатели же премии будут особым образом отмечены как совершившие достижение исторического масштаба.

Институт Клэя объявил о присуждении премии Григорию Перельману 18 марта 2010 года. С тех пор Перельмана осаждают журналисты, но он остается верным себе, ведя затворнический образ жизни и игнорируя па внешнего мира в свою сторону. Все сообщения о его реакции на премию на поверку оказывались не более чем «утками».

Конференция в Париже, впрочем, все равно состоялась.

«Мы формально объявили, что приз присуждается господину Перельману. Было много математиков, которые говорили в его честь, отдавали должное его работе, отмечали, что это конец одной эпохи и начало новой», – сказал директор института Клэя Джеймс Карлсон.

На конференции прозвучал доклад математика Стивена Смейла Problems in Topology, Post-Perelman. Также выступал известный советско-французский математик родом из Санкт-Петербурга Михаил Громов.

Сам Перельман должен решить, что делать с деньгами.

«Я жду, пока он мне скажет. Он свяжется с нами, когда примет решение», – сказал Карлсон.

Ломать копья на тему, должен или не должен был Перельман брать деньги и почему он их не берет, можно бесконечно. Нам ближе позиция директора института Клэя, который заявил: «Я не могу объяснить – это его выбор, мы уважаем его. Он не хочет вмешательства в его частную жизнь».

Важно другое. Своей жизнью и работой Григорий Перельман поднял очень важный вопрос, касающийся степени совершенства устройства научной системы. «Оболочка» современной научной системы – публикации в журналах с официальным международным научным рецензированием – оказалась для Перельмана неприемлемой. Он не пожелал встраиваться в эту систему ни по собственной инициативе, ни по приглашению именитого журнала Science.

Говорит ли это о том, что система несовершенна и отметает «неформатных гениев»? Скорее всего, нет.

Гений масштаба Перельмана найдет (и нашел), как о себе заявить. Блезу Паскалю родители с детства запрещали заниматься математикой из-за слабого здоровья, которым он отличался всю жизнь, а Эварист Галуа погиб на дуэли в 20 лет. Если человеку суждено совершить великое открытие, ни краткость отпущенного ему срока, ни физическая слабость, ни несовершенство научной системы не помешают этому, как не помешают и признанию гения. Для «рутинной» же науки современная система вполне подходит.

Другое дело, что и она не вечна. Мир меняется, причем это происходит все быстрее и быстрее.

Мог ли кто-то еще 20–30 лет назад предположить, что свежий выпуск любого научного журнала (да что там свежий, еще даже не напечатанный) будет мгновенно доступен всем заинтересованным ученым по всей планете? Вряд ли.

Так и для научного диалога людям больше не нужно обмениваться письмами, по месяцу путешествующими по снегам и пескам, или ехать друг к другу по тем же ландшафтам. Эффективный диалог больше не затруднен временем и расстояниями.

В этом контексте меняются и научные журналы. Многие издательства вообще отказываются от их бумажных версий, рецензирование и отбор работ идут максимально динамично. Свой ответ дает и научное сообщество: десятки заинтересованных ученых способны в течение суток проверить исследование, опубликованное ASAP (As soon as publishable), и вынести свой вердикт, который может заставить краснеть редакционную коллегию журнала. Таким образом, «коллегиальное рецензирование» (peer-review) де-факто давно вышло за пределы собственно отзывов со стороны назначенных рецензентов. Любой ученый может стать добровольным и беспристрастным рецензентом любой работы, опубликовав свои обоснованные претензии в открытом доступе.

И вот здесь следует вернуться к Перельману. Помнит ли кто-то, как именно он опубликовал свою работу? Нет, он не написал ее большими буквами на стене соседнего дома или здания Генерального штаба на Дворцовой площади. Он опубликовал её на совершенно открытом научном интернет-ресурсе Arxiv.

Значит, Гриша (так он подписался) отнюдь не против научного диалога и peer-reviewed технологий!

На Arxiv его работу заметили коллеги-математики, началась независимая проверка (в которой, наверное, косвенно нуждался и сам автор для чистоты исследования), ее заметили – и пошло-поехало.

Возможно, гении масштаба Перельмана просто видят выше и дальше. Динамичное развитие современного мира будет и дальше менять систему научных публикаций, уводя основное внимание с непосредственно журналов на научные блоги, где открыто обсуждаются те же публикации, выступают их сторонники и критики. Так зачем этот барьер (не всегда справедливый и объективный)?

Будущее, на которое указывает нам Перельман, – что-то вроде коллегиально-рецензируемых научных блогов, где за чистоту данных ручается некий «коллективный разум», который, в отличие от обычного научного журнала, уже не обвинишь в национальной или тематической предвзятости.

Любой, даже самый компетентный рецензент, спасует перед объединенным дискутируемым мнением сотен ученых с разных точек мира, ведущих спор, в котором, как известно, рождается истина.

Время покажет. Но что-то подсказывает, что Перельман ушел из научного «мейнстрима» не зря и что к его мнению, пусть выражаемому весьма опосредованно, стоит прислушаться.